Из воспоминания (в сокращении) о протоиерее Иосифе Бурове, его родной внучки Л.Д.Беляниной.
«Мой дедушка протоиерей Иосиф Львович Буров родился 12 декабря 1878 года в д.Бедиха (недалеко от Тимирязево) в семье зажиточного крестьянина Льва Ивановича Бурова. У него были брат и сестры: Петр, Анна, Александра и Евдокия.
Дедушка был женат на Марии Гавриловне (в девичестве Булыгиной). Происхождением считалась из крестьян. Но у ее родителей в Москве был большой родовой дом. Когда мне в 13 лет пришлось побывать там, у семьи Булыгиных было только две комнаты и терраса, остальные четыре комнаты были заселены чужими людьми. Семья Булыгиных была против того, чтобы их дочь вышла за Иосифа Бурова, но детей их и внуков потом привечали.У Марии Гавриловны и Иосифа Львовича родилось четверо детей: Владимир, Борис, Зоя и Маргарита, была еще дочка Лидочка, но она умерла в раннем возрасте. Матушку Марию Гавриловну помню хорошо, хотя, когда она умерла, я была ребенком. Умерла она 1 мая в Светлое Христово Воскресение, получив незадолго до этого похоронку на старшего сына Владимира. Все стояли около кровати и плакали. Она обвела всех взглядом, вздохнула и … ушла. Помню, что она всегда была очень нарядно и чисто одета. В доме всегда стоял запах пирогов и какао. В моем доме тоже пахнет пирогами, но те запахи не сравнить ни с чем. В их доме всегда было много чужих людей – всяких беженцев, проходящих, местных убогих. Она их кормила, мыла, помогала как могла. Не случайно, когда хоронили матушку, было столько народу, что в кухне лопнули столбы, она накренилась и жить в ней стало невозможно. Поэтому все годы до пожара, мы (я и дедушка), жили в так называемой зале.
Из скупых рассказов дедушки протоиерея Иосифа я помню, что он уже в 15 лет начал работать учителем в с.Языково Судогодского уезда. Несмотря на юный возраст дисциплина на его уроках была очень хорошая. Дед говорил, что ему стоило только посмотреть строго на детей, как они сразу успокаивались. И я верила в это, потому что и меня он воспитывал «бровями»: только посмотрит – и я понимаю, что этого делать нельзя.
К сожалению, точно не знаю, в каком году он женился. Не знаю, как и когда принял сан священника. Потом они жили в с.Быстрицы, в котором у них был двухэтажный дом с большим садом. Чего там только не росло (по воспоминаниям моей мамы Маргариты Иосифовны Буровой в дев.). Но отдыхать особо было некогда: было много скота, земли. В школу ходили в Гороховец. Прискорбно, что сейчас в этом здании выбиты все окна. Эту же школу в 1955 году закончила и я. Учителя были очень хорошие, многие учили еще и мою маму и ее братьев и сестер. Детям приходилось помогать родителям по хозяйству, и в школу идти тоже путь не близкий – 7 км. по берегу Клязьмы. Несмотря на трудности все учились хорошо.
Моя мать Яблокова Маргарита Иосифовна (дочь протоиерея Иосифа Бурова) в 1942 году получила похоронку на моего отца Дмитрия Алексеевича, а в 1943 вновь вышла замуж. Отчиму не хотелось, чтобы дочка от первого брака жила с ними, и меня определили на жительство к бабушке и деду в д.Бедиха. (С 1933 по 1943 год дедушка служил в Тимирязевском храме).
После смерти бабушки Марии Гавриловны нам пришлось нелегко. Дедушка стал для меня и папой и мамой. Жили мы трудно, как и все после войны. Дохода большого не было. Но у нас была коза, куры, огород. И еще дед был грибник и рыбак. Несмотря на тяжелую болезнь рук (малая подвижность мышц и сухожилий), он прекрасно справлялся со всеми хозяйственными делами. Если шел за грибами, то брал только белые, а когда шел из леса, то на двуручную корзину наплетал еще одну. Моя обязанность (в 6 -7 лет) была обрезать шляпки, а затем нанизывать резаные ножки на лучинки. Дед объяснял, что «белые шляпки – на суп или лапшу, ножки – на грибную икру». К концу лета этого добра стояло по мешку. Белые грузди, рыжики солились в разных кадках. Вкус их снится мне до сих пор.
У дедушки было сильно обезображено лицо. Еще до войны его, как священника арестовали и отправили в Вязниковскую тюрьму. Там он подвергся истязаниям. И именно оттуда он вернулся с обожженным лицом. Шрамы остались на всю жизнь.
Дедушка ходил на требы на очень большие расстояния: в Чулково, Нововладимировку, Хорошево, Ветельницы, Шаньково, Груздево и т.д. Всегда пешком, с бильярдным кием вместо палки. Прямой, высокий. Никогда не спрашивал платы : «Сколько дадите». Он никогда не отказывал в требах, служил, несмотря на расстояние и погоду. Часто брал с собой и меня. Теперь я понимаю, он хотел меня подкормить. Мы не голодали, у нас всегда были грибы, рыба, овощи, тыквенная каша, но ощущения сытости эта еда мне не давала. Не было главного – хлеба. На поминках, крестинах люди ставили на стол все, что могли. Но даже там лишний кусок пирога я взять не могла – дедушка сдвигал брови и ярко синие глаза сразу становились очень строгими. Я знала все молитвы и очень в лад пела с певчими. У деда был очень красивый голос, пел он все молитвы очень красиво. И больше никогда и нигде не слышала такого пения «Не имамы иныя помощи…». У нас не было в доме репродуктора, но однажды нам кто-то соорудил наушники, и я могла слушать музыку: русские народные песни, оперные арии и т.д . Это наложило отпечаток на всю мою жизнь. Детским языком я рассказывала деду даже новости. Это потом мне стало ясно, что своими вопросами о том, что я услышала интересного, он провоцировал мое развитие. С пяти лет я уже умела читать, и осваивала произведения Диккенса и других серьезных писателей. Многого не понимала и постоянно донимала деда вопросами. Иногда мешала ему во время молитвы, а молился он подолгу.
В школе меня дразнили попадьей, мне было очень обидно, но дедушка всегда мог найти хорошие слова, чтобы успокоить, утешить меня. Зато учеба мне давалось легко, и меня всегда ставили моим обидчикам в пример, что их еще больше злило.
Так мы жили в Бедихе до 1950 года. Потом протоиерея Иосифа назначили настоятелем храма Всех святых в г.Гороховец. В 12 лет я осталась в Бедихе одна с козой и овчаркой. Училась тогда в 6 классе, и мне приходилось самой ходить за водой на колодец, топить печь и готовить еду. Вскоре наш дом сгорел, предполагаю, что это был поджог. Но до 7 класса я доучивалась в Тимирязевской школе и жила у знакомых. Дед в городе жил у своего сына Бориса, который сам снимал квартиру. В 1952 году храм был закрыт, а вся церковная утварь передана в Казанскую церковь. Дедушка был уже в довольно преклонном возрасте, сказывались и серьезные болезни и увечья, оставшиеся после репрессий, он нуждался в уходе. К сожалению, жить в семье сына было нелегко, а он уже почти не вставал с кровати. Незадолго перед смертью деда забрала к себе на жительство моя мать Маргарита. 20 сентября 1960 года дедушка умер. Хоронили его как положено по чину священника. Гроб стоял в церкви Казанской Божией Матери, а отпевать его приезжали священники из Владимира. Похоронили протоиерея Иосифа Бурова в с.Тимирязево у алтаря Свято-троицкого храма, рядом с могилой его супруги Марии Гавриловны».